Добрый день, дорогие друзья! Сегодня темой для нашего разговора станет пласт «гражданской», или, как ещё её называют, «вольнолюбивой» лирики Александра Пушкина.
Для начала, попробуем разобраться в том, какие темы поэт в принципе поднимал в своих произведениях.
1817-1820 годы исследователи называют самым вольнолюбивым периодом в развитии Пушкина. Точнее было бы сказать, что в этот период вольнолюбие поэта слишком явно и неосторожно обнаруживается перед властями. Не личную свободу, а свободу отечества, общества, мира воспевает теперь поэт: «Хочу воспеть Свободу миру» («Вольность», 1817).
Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру…
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.
Открой мне благородный след
Того возвышенного галла,
Кому сама средь славных бед
Ты гимны смелые внушала.
Питомцы ветреной Судьбы,
Тираны мира! трепещите!
А вы, мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Увы! куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная Власть
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела — Рабства грозный Гений
И Славы роковая страсть.
Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простерт их твердый щит,
Где сжатый верными руками
Граждан над равными главами
Их меч без выбора скользит
И преступленье свысока
Сражает праведным размахом;
Где не подкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.
Владыки! вам венец и трон
Дает Закон — а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.
И горе, горе племенам,
Где дремлет он неосторожно,
Где иль народу, иль царям
Законом властвовать возможно!
Тебя в свидетели зову,
О мученик ошибок славных,
За предков в шуме бурь недавных
Сложивший царскую главу.
Восходит к смерти Людовик
В виду безмолвного потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе Вероломства.
Молчит Закон — народ молчит,
Падет преступная секира…
И се — злодейская порфира
На галлах скованных лежит.
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты богу на земле.
Когда на мрачную Неву
Звезда полуночи сверкает
И беззаботную главу
Спокойный сон отягощает,
Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец —
И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит — в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной…
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.
И днесь учитесь, о цари:
Ни наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари
Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой
Под сень надежную Закона,
И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
В эти годы Пушкин сближается с декабристами и испытывает сильное воздействие их идей. Как и они, Пушкин страдает «Под гнетом власти роковой» («К Чаадаеву», 1818). Как и они, Пушкин верит: «Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья / Напишут наши имена» (там же). Как и они, Пушкин призывает: «Мой друг, отчизне посвятим / Души прекрасные порывы!» (там же).
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Но революционером Пушкин не был. Как о позиции человека нельзя судить по одному его поступку или высказыванию, так и о содержании стихотворения — по одной или даже нескольким его строкам. В «бесславных ударах» против «увенчанных злодеев» Пушкин видит и «праведный размах». Но, описывая кровавые события недавнего прошлого, он преисполнен ужаса от возможного их повторения в будущем. Борьбу против власти он считает возможной только в рамках закона, через законодательную деятельность. Ода Вольности является одой и Закону.
Как преступление против Закона, как источник трагедии трактуется и деспотизм властителей и революционные выступления народа: «И горе, горе племенам, Где дремлет он неосторожно, / Где иль народу, иль царям /Законом властвовать возможно!».
Всю жизнь Пушкин с напряженным интересом и сочувствием относился к мятежникам и бунтовщикам. Но кровавому самосуду он неизменно противопоставлял «чувства добрые» и «милость к падшим». Все насильственные изменения общества будут вызывать у поэта однозначное отношение: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
Трактовка темы революции в творчестве Пушкина может быть затруднена стереотипом насаждавшегося в прежние годы представления о Пушкине как бескомпромиссном революционере, проводнике декабристских идей, едва ли не идеологе декабристов. Представление это, искажающее многоликий облик поэта выпячиванием одной стороны в ущерб другим, игнорирующее его эволюцию, было в свое время создано благородным желанием «возвысить» Пушкина приданием ему статуса революционера, по чистой случайности не оказавшегося на Сенатской площади.
«Революционность» Пушкина часто выводили из приятельских отношений поэта со многими российскими либералами (А. И. Тургенев, В. Ф. Раевский, К. Ф. Рылеев, П. И. Пестель, М. Ф. Орлов, С. Г. Волконский и т.д.). Но не менее тесные отношения сложились у Пушкина с людьми весьма консервативных воззрений, начиная с В. А. Жуковского.
Свободолюбивые высказывания лейтмотивом проходят через жизнь и творчество Пушкина. Но пушкинское воспевание свободы («Хочу воспеть свободу миру» — «Вольность») не сопровождается свойственными, например, декабристской поэзии, призывами к революционным действиям для ее достижения.
Обретение свободы для юного Пушкина – следствие законодательной, а не революционной деятельности. В стихотворении, названном «Вольность», вольность неотрывна от закона («Крепко с Вольностью святой Законов мощных сочетанье»), и именно слабость закона («Законов гибельный позор») влечет за собой утрату вольности («Неволи немощные слезы»).
Зрелый Пушкин не питает иллюзий насчет того, что законодательная деятельность решит все проблемы. Нет совершенных и все предусматривающих законов, а если бы и были, то исполнять их пришлось бы несовершенным людям. Такова тема пьесы «Анджело» (18345), ставящей под сомнение надежность воспетой в «Вольности» идеала законности. В «Анджело» Пушкин уже не призывает «под сень надежную закона». Не в законе, а в милосердии видит он единственную надежду на торжество добра в человеческом мире.
Надеемся, что вы почерпнули из нашего мероприятия что-то новое и интересное о знаменитом писателе и его лирических чаяниях.
Мероприятие подготовила С.М. Викос
